Моего дядю зовут Виктор Штайнлих. Вообще, он замечательнейший человек. Когда мне было всего три года, мои родители были лишены родительских прав. Как говорил дядя Виктор, у них была чрезмерная «любовь» к алкоголю и наркотикам, отчего они оба, кстати, скончались в один день, как бы символично это не звучало. Задохнулись угарным газом при пожаре, будучи мертвецки пьяными. Я был тогда еще подростком и на похороны не пошел – дядя ходил. Говорил, что там никого не было. Никаких почестей, их гробы просто опустили в яму и засыпали землей.
В общем, с трех лет меня дядя и растит, как родного, пусть я уже и вырос. Он вложил в меня настоящие понятия о благородстве и чести, как рыцарь, однако вместе с тем в моем характере прослеживается неприкрытая жестокость. Жестокость ко всем, кроме него. Это мой единственный любимый человек, наверное.
Виктор Штайнлих почти всю жизнь прожил у себя на родине, в Берлине. Сейчас ему за пятьдесят, но фору он даст любому молодому, ведь он следит за состоянием своего здоровья. Дядя – высокий, худощавый человек с залысинами на голове и всегда чисто выбритым лицом цвета слоновой кости. Из-под полуприкрытых век его всегда зорко смотрела пара твердых, проницательных и живых глаз. Иногда он надевал очки с тонкой оправой, но это делалось, скорее, для придания значимости и высокомерия, видел он относительно неплохо. В окончание лицо его увенчивали длинный, с горбинкой нос и впалые скулы. Короче, дядя Виктор походил на грифа или стервятника, одиноко стоящего на какой-нибудь ветке посреди пустыни и внимательно вглядывающегося в горизонт.
Дядя долгое время преподавал физику и высшую математику в университете, также он отлично разбирался в механике и электронике, иногда даже кое-что придумывал и изобретал сам. Он знал два языка помимо родного немецкого – английский и испанский. Будучи молодым, он работал на каком-то машиностроительном заводе, но был уволен из-за сокращения персонала. Именно благодаря своим знаниям и опыту три года назад дядя был приглашен в организацию «Blackwood» на должность одного из ведущих конструкторов. Руководство этой организации предпочло необходимым создать что-то вроде собственной «каморки изобретателей», вместо того, чтобы переплачивать фирменным производителям. Я тогда, помнится, отдавал свой долг армии и зарекомендовал себя как хороший стрелок. Короче, мой горячо любимый дяденька подсуетился, и вот я тоже работаю на «Blackwood», правда только в качестве бойца.
За эти три года «Blackwood» успела о себе заявить, а еще расширила свое конструкторское бюро, и дядя Виктор оказался на грани вылета, словно пробка у бутылки, выталкиваемая газами. Для сохранения работы ему нужно было создать нечто новое, но вместе с тем чрезвычайно опасное и смертоносное. И вот, около четырех месяцев назад дядя рассказал о своей задумке своим самым близким коллегам, обладающим такими же непредсказуемой смекалкой и острым умом, что и он сам.
Напряженная работа кипела все это время в «конструкторском бюро» и несколько пытливых умов пытались довести до ума, в общем-то, не новую, и даже известную систему, до приемлемой дороговизны, сочетающей в себе также высокие показатели бронирования и высокоэффективного вооружения.
Теперь же, поздним летом, я сидел весь на нервах в расположении своей части, хотя правильнее было бы сказать форпоста, но вычурная официальность оставалась таковой, с остатками гарнизона. Я был почему-то оставлен здесь еще со вчерашнего вечера, когда основные силы базы отправились на поддержку к «Перевалу №4» для отражения атак «Warface».
Они рвались к нефтедобывающим вышкам, распложенным в предгорном районе к северо-востоку от моей части, и вела туда одна дорога – через перевал, обозначенный кодом «№4», и пост, находящийся в семистах метрах ниже. Полчаса назад было получено сообщение о том, что оборона перевала была сломлена, и противник направлялся сюда на всех парах. А это значило лишь одно – через три часа они будут у поста. Какими бы бравыми парнями мы не были, все же смутная неизвестность внушала страх: обороняющих «Перевал №4» было почти полсотни, плюс туда вчера перебросили еще тридцать человек из нашей части, - и в итоге сегодня утром всего за час силы были разбиты. Правда, нам сообщили, что на выручку нам пришлют три отряда вооруженных бойцов и новый образец оружия, что внушало дымчатую надежду, но...
- Ну наконец-то, подкрепление! – раздался крик часового Стью Штоллера. Раздались одобрительные возгласы: позади нас, со стороны «тыла», на дороге появилось четыре грузовика, резво скачущим по буеракам. Едва они поравнялись с базой, из кабины головной машины выскочил лейтенант – грубый, тщеславный урод лет тридцати, однако с хорошим послужным списком.
- Доложить обстановку!
- За время... Часовые... Вторая смена... – пошли формальности, которые выкладывал офицеру начальник нашего форпоста, хотя тот невнимательно слушал все это. – Товарищ лейтенант, почему руководство так сильно задержало подкрепление? И почему так мало бойцов?
- Если тебе так интересно, то задай этот вопрос им самим, умник, - злобно ответил офицер начальнику части, а затем развернулся и с довольной ухмылкой отошел в сторону.
Я оглядел остальные грузовики: из них высыпались кучки бойцов светлой форме и тяжелых шлемах, сквозь темные стекла которых не было видно не то что лица, но и его очертаний. Но вот последний грузовик приковал мое внимание. Оттуда с максимальной осторожностью вытаскивались большие коробки, футляры и ящики, причем самые разные: длинные, полукруглые, цилиндрические, прямоугольные и покрашенные в стандартный для армии коричнево-зеленый цвет. Изнутри грузовичка этой разгрузкой руководил какой-то мужчина, голос которого мне показался крайне знакомым. Неужели это...
- Дядя Виктор! – радостно воскликнул я, когда увидел высокого мужчину, выскочившего из кузова. Крикнув, я осекся - лейтенант бросил на меня суровый взгляд, полный презрения, смешанного с гневом.
- Ганс! Мальчик мой! – дядя протянул ко мне руки в приветствии, мы горячо обнялись, похлопав друг друга по спине. – Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Он подвел меня к той самой массе ящиков и футляров, которые минуту назад с особым трепетом разгружал, то есть командовал разгрузкой. Его коллега уже носился между коробками и открывал то одну, то другую, вскрывая ящик за ящиком. Внутри каждого из них аккуратно лежали разные детали и запчасти.
- Но что это?
- Ах, это мое новое... – тут вдруг его коллега обернулся и театрально кашлянул, как бы напоминая о своем присутствии. Он был, кажется, даже ниже меня, хотя я от природы невысокий, отчего в школе получил прозвище «наполеончик». – Это НАШЕ новое детище – «Джаггернаут»!
Но от этого мне лучше не стало.
- Мигель, это не то, положи! – немного испуганно встрепенулся дядя. - Вы что, позабыли, что это нужно в самом конце? Давайте-ка я пока разберусь в этом кавардаке, а вы пока объясните моему племяннику всю необходимую информацию, - предложил дядя Виктор, уже раздвигая дужки своих очков.
- Que? Ах, хорошо, - он встал и подошел ко мне, протянув руку, сказал с небольшим акцентом: - Мигель Атроззарини, один из разработчиков и конструкторов «Джаггернаута». – К нам подошел заинтересованный лейтенант, но изобретатель даже не обратил на него внимания.
- Что это еще за дьявольщина? – недоуменно спросил он.
- С Вашего позволения! – обиженным тоном воскликнул мой дядя.
- В общем, - продолжал Мигель, - это механизированный боевой костюм с усиленными броневыми компонентами, выполненный на основе экзоскелета. Служит для прорывов укрепленных линий обороны противника или же удержания позиции при обороне. Предназначен для уничтожения живой силы и легкобронированных целей противника, - он помедлил, но затем, немного подумав, продолжил: - Человек, закованный в «Джаггернаута», находится словно в прочнейшей скорлупе, практически неуязвимой.